— Плакать не надо. Переживать. Я про себя и про жену свою прочитал крайне неприятные вещи, что ж поделаешь? Так он врал?
— Да если бы это было правдой! Если бы было правдой! Да разве я тогда могла бы… — Она не выдержала и зарыдала.
— Вас не было на даче в тот вечер?
— Да была я там, господи, была! Только Паша меня не любил. Тогда, в конце второго курса, может, что-то и было. Хотя я никогда не верила в его чувства, трудно было верить. Он все себе придумал, как придумывал свои романы. Надо же было деть куда-то все эти красивые слова, эти описания… Все ложь. Он был человеком расчетливым, холодным, и умеющим подавлять в себе любые лишние чувства. А любовь по Клишину — это лишнее чувство.
— Значит, вы не были его любовницей в течение этого последнего года?
— Любовницей? Я? Да вы на меня посмотрите: некрасивая, уже не так юна, не так свежа, обременена семейством. Просто тетка, домашняя курица. Любовницей… Да если бы это было возможно! Если бы он меня захотел, я бы нашла силы вырваться из этого болота, послать к чертям и самовар этот, и бесконечные грядки, и вечные напоминания о том, какую меня в эту безупречную и беспорочную семью взяли…
— А какую?
— Это к делу не относится, — резко сказала Любовь Николаевна.
— Так вы любили его?
— Да, я была им больна. Мне не нравились его книги, мне нравился он сам. Это я с ума сходила по каждой родинке на его теле, я, слышите, а не он! С моей души все это содрано, как кожа, он влез туда, этот оборотень, высосал всю кровь, до капли, и потом написал это! — Она потрясла папкой, из которой вылетел белый лист и упал на пол беседки. Любовь Николаевна тут же нагнулась, проворно схватила его и стала поспешно стряхивать с бумаги свежие опилки.
— А зачем вы были тогда вечером на его даче? — напряженно спросил Алексей.
— Уж не потому, что он так страстно захотел затащить Меня в постель, — горько усмехнулась Любовь Николаевна. — Красиво, конечно напи сано, на мшя там не было, в его постели хотя наверху, в спальне, мне послышался какой-то звук. Мы с ним были не одни в доме, понимаете?
— Так что же вы там делали?
— Я говорила с ним о вещах, не имеющих никакого отношения к его смерти. Это личное и это касается моей семьи, я не собираюсь объяснять.
— А ваш: муж?
— Да, он приехал. Не знаю, кто ему позвонил и сказал эту глупость, будто мы с Павлом любовники. Говорит, какая-то женщина.
— Женщина позвонила? И он приехал?
— Да.
— Ваш муж ревнив?
— Не знаю.
— Как это?
— Очень просто. Этот человек меня мало интересует, я не знаю, на что он способен, а на что не способен. По моему глубокому убеждению не способен ни на что.
— Зачем вы вышли за него замуж?
— Зачем выходят замуж женщины, когда есть вариант засидеться в девках, а любимый мужчина бросил? Просто чтобы устроить свою жизнь все равно с кем.
— Есть те, которые хранят верность памяти.
— Да? И что с ними потом происходит? Всю жизнь упиваться теми мгновениями, которые, конечно, были прекрасны, но всего лишь были! Романтика приходит и уходит, а дети, проблемы, работа, необходимость зарабатывать деньги — все это остается и именно это и есть жизнь.
— Так между вашим мужем и Клишином была ссора?
— Ну если это можно назвать ссорой… Никита заикнулся насчет того, чтобы Паша не лез… ну, туда не лез, куда его не просят. Паша еще так странно засмеялся и говорит: «Что, морду мне набьешь? Ну давай». Он знал, что ничего не будет.
— Ваш муж не производит впечатление человека физически слабого. Почему же Клишин был так уверен, что ничего не будет?
— А разве в драке всегда побеждает тот, кто физически сильнее? Побеждает тот, кто в себе уверен, не обязательно иметь здоровые кулаки, надо просто забыть о том, что тебе может быть больно. Знаете, в тот вечер у меня появилось ощущение, что Паша безразличен к боли. Он был уже почти мертв.
— Как это?
— Не знаю. Разве с вами такого не бывало? Момента, когда вы теряете в жизни столько, что не боитесь смерти, а сами ее торопите: «Скорей, милая, скорей»? Было?
— Допустим. Что же он такое потерял?
— Уж не любовь во всяком случае.
— Он и на самом деле был так неотразим?
— Да.
— Так коротко? Без комментариев?
— А что тут говорить? О том, каким он был необыкновенным человеком? Да, это была такая гремучая смесь физической красоты, ума, таланта, обаяния, сексуальности, если хотите, что она могла взорвать любую крепость. Я имею в виду неприступные бастионы женской добродетели. Так лучше?
— Очень образно. Я понял, — Леонидов невольно вздохнул, — значит, отпечатки на рюмке и бокале ваши и вашего мужа? Не отрицаете?
— Зачем? Я же говорю, что в доме кто-то был. Кроме нас с Никитой. Этот человек, я уверена, что женщина, обязательно расскажет, как все произошло. Когда мы с мужем ушли, Павел был жив, а в доме он был не один. У него просто должна была быть любовница.
— Для алиби надо установить точное время. Когда вы приехали на дачу Клишина, когда уехали оттуда.
— Ну не знаю. Не будете же вы с секундомером высчитывать дорогу от Пашиной дачи до нас? О том, во сколько мы приехали, могут сказать и свекровь, и соседка.
— Там дело в двадцати минутах. Всего-то. Где-то поехали быстро, где-то медленно. А показания у нас есть только одного человека — покойника, как это не парадоксально. Придется с вашим мужем поговорить. Скажите, он мог достать цианистый калий? Ведь Клишин и потом мог выпить из бокала, в который перед уходом вы или ваш муж незаметно бросили яд?